Более 17 тысяч кардиохирургических операций за прошлый год, в том числе около 3600 на открытом сердце. Небо и земля даже по сравнению с ситуацией 20-летней давности, когда только-только на базе НИИ был создан РНПЦ «Кардиология». «С тех пор мы увеличили количество хирургических вмешательств раз в 5», — оценка главного кардиохирурга страны, академика НАН, дважды лауреата Государственной премии Юрия Островского. Юрий Петрович у нас символ этой виртуознейшей медицинской специальности. Он первым в стране пересадил и сердце, и комплекс «сердце — легкие», не говоря уже про другие топовые операции. И по-прежнему полон энергии и планов. Журналистская удача: его интервью «СБ. Беларусь сегодня» проходило под аккомпанемент звонков по мобильному телефону — шла подготовка к очередной пересадке сердца и доставке донорского органа из Каменецкого района. Машиной в сопровождении спецподразделения «Стрела»? Вертолетом МЧС? Когда взлетать? Кто полетит на забор? Кто будет ассистировать? Рассказав о прошлом, настоящем и будущем белорусской кардиохирургии, академик Островский попутно разрулил и все многочисленные организационные вопросы. Чтобы ночью опять идти в операционную…

— Юрий Петрович, в Борисове, где прошли ваше детство и юность, в краеведческом музее нашей газете как-то показали одну из ваших монографий с дарственной надписью от автора: «Кардиохирургия в Беларуси начиналась на Борисовщине»… Как это было?

— Уточню: современная кардиохирургия. Конечно, операции делали и до меня. Первую, еще в 1959 году, в 4-й минской больнице провел профессор Петр Маслов. Его дело продолжил мой учитель Александр Шотт. Оборудование операционных в те времена было допотопным, не хватало препаратов, инструментов. Все крайне сложно было организовать в таких условиях. Сам Александр Владимирович не одну ночь провел над чертежами, дорабатывая прототип архинужного для развития кардиохирургии оборудования, обращался за помощью и на МТЗ. Было создано несколько моделей белорусского аппарата искусственного кровообращения, но их качество, как и качество оказания самой кардиохирургической помощи, оставляло желать лучшего, пока мы не пришли к реальному пониманию, в чем проблема. А она заключалась в качестве защиты миокарда — ее нужно было менять. Мы это сделали, имеем патент на собственную систему, оперируем с ее помощью с 1993-го. И, представьте, буквально в течение года летальность удалось уменьшить в 4 раза! С этого момента и надо вести отсчет развитию современной кардиохирургии. Мы получили возможность помогать более сложным пациентам, в более тяжелом состоянии.

Среди своих учителей Юрий Петрович называет и легендарного академика Георгия Сидоренко: «Наш гуру, основатель белорусской кардиослужбы как таковой». И академика Олега Романа, крупного специалиста в области порошковой металлургии, который имел прямое отношение ко многим уникальным разработкам кардиохирургов. Ведь им для движения вперед постоянно требуются новые технические решения, устройства, материалы…

С открытием в 2000 году современного операционного модуля, который и по сей день служит медикам, работа вышла на совсем другой уровень. Но и этого было мало: РНПЦ фактически единственный в стране оперировал взрослых, на плановые вмешательства выстраивалась очередь, нужно было развивать кардиохирургическую помощь и на местах. Что и заложили в первую Национальную программу демографической безопасности, принятую Парламентом и одобренную Президентом.

— Тогда были выделены необходимые ресурсы, и в течение полутора — двух лет мы подготовили кадры, закупили и установили новое оборудование. Где-то с 2007 года постепенно начали подключаться все областные центры, — вспоминает Юрий Островский. — Сейчас ситуация выглядит так. РНПЦ детской хирургии выполняет около 500 открытых кардиохирургических операций в год и столько же рентгенэндоваскулярных процедур, закрывая полностью потребности страны. А что касается взрослой службы, которая оказывает около 90 процентов от всей кардиохирургической помощи, то специализированные отделения успешно работают во всех областях, за исключением Минской. Мы решили взять на себя всех ее пациентов, тем более что очень активно сейчас помогает МНПЦ хирургии, трансплантологии и гематологии. Время ожидания плановой операции — не больше 6 месяцев. Идеальный же срок — 3 месяца. Мы к этому идем, есть резервы. Сейчас в стране делаются около 330 кардиохирургических операций на 1 млн населения в год, а нужно выйти на уровень в не менее 500. В каждом центре должно ежегодно выполняться более 250 операций.

А вообще, освоено практически все, что только делается в мире. Начиная от реваскуляризации миокарда и коррекции патологии клапанного аппарата до лечения аневризмы аорты и гибридных вмешательств. В целом качеством я доволен. Скажем, если говорить об операциях на открытом сердце, то летальность здесь не превышает 3,2 процента. В начале моей профессиональной карьеры она доходила до 24 процентов…

Свою первую операцию Юрий Островский провел еще в 1979 году. Говорит, такие уже почти канули в Лету: не потому, что технически это прошлый век, а потому что тогда было много пациентов молодого и среднего возраста с ревматическими поражениями клапанов сердца, сегодня же структура заболеваемости совсем иная.

— Сейчас мы имеем дело с возрастными, дегенеративными изменениями клапанного аппарата и инфекционными миокардитами.

— Но первая операция — наверное, самая памятная?

— Нет, и даже не первая трансплантация сердца. Наиболее сложный раздел в кардиохирургии — лечение расслаивающей аневризмы аорты. Это действительно экстренная операция. Ранняя смертность — 1 процент в час. За сутки до 100 процентов погибают. Хирургу надо не только восстановить структуру аорты, но и решить с бригадой чисто технологические вопросы — это защита и сердца, и головного мозга, потому что оперировать приходится очень долго. Самая длинная моя операция продолжалась часов 12 — именно по поводу аневризмы аорты (а вот впервые комплекс «сердце — легкие» мы пересадили примерно за 9 часов). Вот первые такие операции в памяти до сих пор. Опыта-то не было, экстренный случай — никого не пригласишь, сам делаешь…

— А трансплантация сердца в 2009 году?

— Она запомнилась скорее как эмоционально волнительный момент. Мы же к ней были готовы, долго тренировались технически, ездили за опытом в Германию, Чехию, Литву. Месяца 2—3 жили в режиме ожидания, когда совпадут все факторы. И были абсолютно в себе уверены. Сейчас пересадки делают уже 5 кардиохирургов, и не только сердца — легких, комплекса «сердце — легкие». За 11 лет мы около 400 раз пересадили сердце. На просторах СНГ по количеству трансплантаций на 1 млн населения никто с Беларусью не может сравниться: у нас соотношение 5,3, в России — 1,7, даже у литовских коллег, которые были нашими учителями, меньше. Мы входим в топ-20 стран по количеству трансплантаций. Причем у нас 10-летняя выживаемость после пересадки сердца составляет 68 процентов, это реально мировой уровень.

13 февраля 2009-го Александр Лукашенко, поздравляя коллектив РНПЦ «Кардиология» с первой успешной пересадкой сердца, подчеркнул: «Выполненная вами трансплантация — настоящий научный и трудовой подвиг, выдающийся прорыв в отечественном здравоохранении, свидетельствующий о мировом уровне его развития». Глава государства отметил, что это стало возможно благодаря непревзойденному профессионализму белорусских врачей, многолетней работе по созданию в нашей стране системы оказания высокотехнологичной медицинской помощи и открытию специализированных научно-практических центров, оснащенных по последнему слову техники.

— За прошлый год мы провели рекордные 53 трансплантации. Считайте, одна операция в неделю. И каждая требует сложной организационной работы, а проводится обычно ночью. Потому что надо успеть и донора подготовить, и провести исследования на совместимость, и вызвать реципиента, с недавних пор добавился анализ на COVID-19. Мы не можем допустить ни малейшей угрозы!

— Юрий Петрович, с точки зрения кардиохирургии коронавирусная инфекция очень опасна?

— Да, в первую очередь для пациентов, ждущих планового вмешательства. Присоединение ее на фоне сложной и большой хирургии превышает все возможные риски. Этот вирус воздействует же не только на легочную паренхиму, но и на сердечно-сосудистую систему, почки, страдает весь организм. Поэтому мы на время остановили плановую помощь, занимались только экстренной, когда речь идет о жизни и смерти, причем взяли весь этот фронт работ на себя.

— Как вы вообще оцениваете ситуацию с коронавирусом?

— Понятно, что есть биологические законы, которые обойти невозможно. Пока этот вирус не перенесут 60 — 70 процентов населения (причем 80 процентов — это, как известно, легкие случаи), коллективного иммунитета не сформируется. Нет прицельного лекарства, которое было бы одобрено мировым сообществом, вопросы вакцинации — более отдаленная перспектива. Что дальше? Я думаю, обязательно справимся. Это же не первая пандемия и не последняя…

— Наша статистика так отличается от стран, сильно пострадавших от коронавирусной инфекции…

— Почему провал произошел в Италии и в США? Там медицина построена по интенсивному принципу, коечный фонд ограничен. Ведь койка очень дорогая, реанимационная — тем более.

И если мы, например, после стандартной кардиохирургии выписываем пациента на 12-й день, то в Америке — уже на пятый. У них не было запаса коечного фонда, чтобы вовремя госпитализировать нуждающихся в этом. А Беларусь сохранила советскую систему, у нас коечный фонд достаточно большой, под пандемию перепрофилировали и другие отделения. То есть у нас изначально были другие возможности и другой подход к решению этой проблемы.

— Стоит ли ждать каких-то других технологических прорывов?

— Кардиохирургия сейчас вышла на такой уровень, когда серьезных всплесков в плане техники нет, зато появляются все новые и новые устройства именно для миниинвазивной, гибридной хирургии. Естественно, и мы не можем стоять на месте. Хорошие связи с предприятием «Электронмаш», где выпускаются механические искусственные клапаны сердца (за их разработку доктор Островский получил свою первую Госпремию, вторую — за развитие трансплантологической службы. — Прим. автора), различные устройства для пластики клапанов, разработаны и 4—5 видов дизайна механических протезов. Это предприятие полностью покрывает потребности страны и пытается уже выйти на зарубежные рынки. Украина интересуется, Казахстан… Ездим обучать иностранных хирургов, чтобы они чаще использовали наши протезы, им, кстати, нравится их качество. Второе направление связано с растущей потребностью в биологических искусственных клапанах сердца. Опять же, это диктует время: раньше, при ревматических пороках сердца, требовалась установка механических протезов, сегодня, в условиях общего старения населения и распространения дегенеративных поражений клапанов, в большей степени нужны биологические. А их в Беларуси не производят. Мы начали решать эту проблему. Создан биоматериал с оригинальной системой обработки, 15 лет мы применяли его в виде простейших заплат, а сейчас подступились к созданию на его основе отечественных биологических клапанов сердца. Сотрудничаем и с подразделением БНТУ «Политехник», там у нас уже в ходу достаточно много интересных устройств. Более того, со специалистами в порошковой металлургии мы договорились, что они сделают нам искусственное мини-сердце. Да, есть западные аналоги, но технология будет чисто белорусская. Очень надеюсь, что все получится.

— Есть еще профессиональные мечты?

— Развиваться, развиваться и еще раз развиваться. Знаете, с движением вперед становится все сложнее, требуется все более интенсивное обучение современным подходам и технологиям. Несмотря на высокий профессионализм, ему ведь нет предела.

Людмила ГАБАСОВА

Юрий Петрович сетует: из-за коронавируса пришлось отложить давно намеченную конференцию по вопросам особенностей лечения и оказания кардиохирургической помощи тем пациентам, кому за 70. У них же параллельно с сердечно-сосудистыми заболеваниями имеется и букет других. Но цинично и неправильно думать: «Пожил, и хватит» — надо искать комплексный подход, что, естественно, и сложнее, и требует дополнительных финансовых ресурсов. В практике РНПЦ был и 85-летний пациент, перенесший операцию на открытом сердце, и почти 90-летний, которому сделали рентгенэндоваскулярное вмешательство.

— Мировоззрение врачей — кардиологов, терапевтов — нужно кардинально менять, — рассуждает академик Островский. — А оно изменится, если мы будем показывать новые возможности и лечение с хорошим результатом, чтобы даже сильно возрастной человек после операции мог себя сам обслуживать, жить полноценно.

Поиску профессионального консенсуса будет способствовать Центр гибридной кардиохирургии, чей 5-этажный корпус уже весьма быстро возводят на территории РНПЦ. 4 операционных, из них две — для гибридных, миниинвазивных вмешательств, 12 коек интенсивной терапии.

— За такими операциями — будущее, — уверен Юрий Петрович. — Думаю, традиционная кардиохирургия через 4—5 лет трансформируется в этом направлении. Пока в ходе гибридных операций работают 2 бригады, кардиохирургическая и рентгенэндоваскулярная, но реально должна быть одна, то есть врачи овладеют и той, и другой методикой. Появится, наверное, даже отдельная специальность, сформируется новое поколение сердечно-сосудистых хирургов. Строящийся центр поможет увеличить и общее количество операций на сердце, и продолжительность жизни наших пациентов, ее качество. Это будет симбиоз всего лучшего, что делается в мире.