В антураже проходящего на стадионе «Динамо» в Минске чемпионата Беларуси по легкой атлетике метатель молота Иван Тихон имел все шансы стать одной из самых заметных фигур. Глыба! Живая легенда! Человек, долгое время стоявший на самых высоких пьедесталах, вплотную подобравшийся к считающемуся вечным рекорду мира, сумевший пережить непростой период в жизни и в 40 лет завоевавший медаль на Олимпиаде в Рио. Событий хватит не на одну спортивную карьеру, при этом путь Ивана в спорте еще не завершен. Нынешний сезон Иван проводит пока в тренировочном режиме, но активно готовится к своим шестым Играм и охотно рассказывает о первых шагах и витиеватых изгибах жизненного и спортивного пути.

— Ты родился в деревне Гловсевичи на Слонимщине. Что вспоминается из детства?

— В первую очередь друзья и школа. Моя семья — четверо детей, дом… По сегодняшним меркам жили очень средне. Но при этом всегда всего хватало, и я был счастлив. Сейчас запросы у людей стали гораздо выше. По большому счету, всем всего хватает, а все равно мало. А мне тогда для радости нужно было совсем немного. Да и примеров другой жизни вокруг не было: вся деревня жила приблизительно одинаково. Если у кого‑то был автомобиль, он считался уже состоятельным человеком. У нас не было. Как‑то недавно разговаривали с друзьями: оказалось, мой сосед напротив с детства мечтал купить «Москвич‑Комби». Потому что родители рассказывали, что туда можно загрузить много картошки. Вот такие категории… А у нас был мотоцикл. Отец летом за покупками ездил, нужно ведь было к школе закупиться. Причем нас, детей, в магазин не возили: что привезли, то и надевали.

— Ты вспомнил школу. С учителями повезло?

— Ольга Бекиш, Мария Дейко, Тамара Журко, Виктор Лагутик… Именно он сумел заинтересовать нас, малышей, спортом и даже спорил с классным руководителем о важной роли физкультуры в воспитании... Это были педагоги, которые не только знали свой предмет, но и обладали житейской мудростью. Не помню, например, чтобы за невыученные уроки наказывали всех без разбору. Учителя пытались вникать в жизнь каждого ученика, в его семейные, бытовые проблемы, учитывали обязанности по хозяйству, из‑за которых осенью и весной многие дети могли неделю не появляться в школе. Не было, как сейчас: делайте еще больше заданий, учитесь, работайте! Сегодня в процесс обучения детей вовлечена вся семья: папа задачи решает, мама поделки делает, ребенок что‑то пишет. Я во время учебы такого даже не видел. Родители ходили в школу на собрания, и все. Мать и отец давали мне полную свободу выбора. Я не ощущал, что меня держат в рамках. Но при этом контролировали действительно важные моменты: куда я иду, с кем, зачем. Они приучили меня к порядку и труду. Сами работали много и показали, что, если будешь трудиться, сможешь многого добиться в жизни.

— Деревенские ребята обычно активные. Тебя сложно было контролировать?

— Один сосед был на год старше меня. Второй — на год младше. Это была наша компания. Плюс приезжали ребята из Минска. Везде ходили вместе. Причем родители отпускали нас, даже не задумываясь. На речку шли: прыгали, ныряли… Сейчас, сам будучи отцом, я даже представить себе такую ситуацию не могу! А тогда — запросто. Когда меня пригласили в училище олимпийского резерва, родители лишь сказали: это твой выбор — вперед!

— У тебя было три сестры, причем старшие. Это сказывалось на отношении к тебе в семье?

— В каком‑то смысле мне было легче: в доме всегда было убрано, родители сестер больше контролировали, им чаще доставалось. Тем более что разница в возрасте у нас значительная — десять, шесть и четыре года.

— Зато потом с соревнований ты им чуть ли не коробками косметику возил…

— Было дело — хотелось их порадовать. Как раз недавно вспоминал эти поездки и подарки. На тот момент для меня это было необходимым и очень важным. Заграница ведь тогда была чем‑то совершенно недосягаемым. Из нашей семьи я первый начал туда ездить. К тому же время смутное, развал СССР...

— Григорий Заковраш — тренер и учитель физкультуры из деревни Деревная рассказывал, что твой путь в спорт оказался непростым: чуть ли не трудовику приходилось физкультуру вести. Как все начиналось?

— Спорт в школе был самым обычным. Поначалу приходили учителя, выстраивали всех в шеренгу с нулевого до десятого класса и проводили утреннюю зарядку. Не знаю почему, но директор школы пару раз вывел меня вперед, чтобы я всем, даже старшеклассникам, показывал упражнения. Я в классе втором тогда был, но, наверное, ему понравилось, как у меня получается. Потом в школу пришел работать Виктор Лагутик. Никаких трудовиков на физкультуре не было — Лагутик все сразу организовал как нужно. Привозил своих друзей, которые увлекались рукопашным боем. Показал нам, что такое бег, прыжки в высоту… Появились маты, настоящие гимнастические брусья, перекладины. Он был инициативный, каким‑то образом выбивал в колхозах средства. Мы заинтересовались, начали тренироваться, даже на районные соревнования по баскетболу ездили. Проигрывали всухую, но Лагутик постоянно нас толкал вперед — занимайтесь!

В 44 года Тихон — один из сильнейших спортсменов страны

— На каком этапе ты понял, что спорт — это твое?

— Спорта тогда не было: мы все занимались физкультурой. Сейчас смотрю, как детей с малолетства по спортивным секциям возят, чуть ли не массажисты с ними занимаются — поражаюсь. Утром я просыпался и к девяти утра шел в школу. Да обеда учился — потом продленка. Делали домашнее задание и оставшееся время играли в футбол, придумывали упражнения на турнике. Зимой на дороге укатывали снег и гоняли шайбу. Удобно: бурты снега по краям, как борта, фонари светят, а каждый раз озеро расчищать замотаешься. Это уже позже Лагутик показал, что нужно выполнять определенные тренировки для того, чтобы хорошо бегать. Он мне и настоящий план занятий написал. Потом я начал выигрывать. Как‑то само стало получаться. На районных соревнованиях по кроссу финишировал первым — даже не понял, как вышло. На областных был третьим. Пригласили в училище…

— Тебя ведь из него чуть не выгнали как бесперспективного.

— В мае на просмотровый сбор я приехал худой и подвижный, а потом у сестры свадьба, еды много… В общем, за лето масса появилась, в училище еще и пятиразовое питание. Сказали: «Все!» Хорошо, что метатели подсуетились.

— Чем впечатлил Гродно парня из деревни?

— Мне было 14 лет. До этого момента никуда, кроме Слонима, не выезжал. Когда в пионерский лагерь ездил, на путевке обычно писали: три пары носков, две майки… Мама собирала. А в училище не расписали — в итоге собрали все, кроме кроссовок. Первые дни бегал в тапочках — в туфлях совсем неудобно.

— Истории, когда молодой парень из провинции попадает в спортивную среду, начинает хорошо выступать на соревнованиях, получает деньги и у него сносит крышу, в современном спорте на каждом шагу. Как ты смог этого избежать?

— Начнем с того, что это в последнее время в белорусском спорте хорошее финансирование, а спортсмены чувствуют поддержку государства. С детьми лет с десяти уже профессионально занимаются, молодые ребята вполне серьезные стипендии получают. А я в училище оказался в начале 1990‑х, денег не было, у тренера зарплата — 20 долларов. Многие подрабатывали. На дизеле домой ездил зайцем. И, что характерно, контролеры это понимали и максимум могли в тамбур выставить. Тогда ехал стоя три часа из Гродно до Слонима — домой‑то надо.

Тихон пронес огонь II Европейских игр по улицам Гродно

— На этом фоне первые призовые должны были хорошо запомниться…

— Первые призовые у меня еще в школе были. Так неожиданно случилось, что до сих пор помню. Лагутик нас на какой‑то кросс повез, я выиграл, а после финиша конверт дали. В нем — десятка! Думаю: «Ничего себе!» Вроде родителям отдал. Но для меня это были не первые заработанные деньги. В школе мы ведь каждый год в июне проходили практику на огородах, а потом ходили работать в колхоз. В девять утра бригадир давал задание. В конце месяца — зарплата. Уже тогда мы прекрасно понимали, что эти деньги нам нужны, чтобы купить что‑то к школе. Тетрадки, ручки, какие‑то необходимые вещи, которые сейчас кажутся чем‑то обыденным. А спорт для меня, считай, безденежно прошел. В училище кормили — уже неплохо, на пасту и шампунь осталось — вообще хорошо. Какие‑то заработки начались, лишь когда в категорию высших достижений перешел. В 1996‑м, когда я выполнил норматив мастера спорта международного класса и метнул 75,34 метра, мне начислили стипендию. Это были уже деньги!

— Ты ведь тогда у Игоря Цицорина тренировался, а сейчас вы вроде бы не очень жалуете друг друга…

— Цицорин внес в мое становление весомую лепту, и я на него точно не обижаюсь. Просто пришло время, когда он мне сказал: «Ты приседаешь с весом 350, другие упражнения делаешь с такой‑то нагрузкой и мечешь 77 метров. А чтобы метать 80, ты должен нагрузки раза в полтора увеличить. Не потянешь — это, считай, мировые рекорды в тяжелой атлетике. Так что сам понимаешь — потолок». Я по ощущениям понимал, что это далеко не потолок, но при этом уже полетело колено, в поясничном отделе пять межпозвоночных грыж… Разрыв был непростым. Мы ведь тренеру верили свято. Нашу группу так и называли: зомби. Любое слово тренера — закон. Считалось, что лучше всех в стране знают, как метать молот, Юрий Седых и Анатолий Бондарчук, потом — Сергей Литвинов, а сразу за ними — Игорь Цицорин.

— Литвинов, к которому ты перешел после, подкупил тем, что поверил в тебя?

— Цицорин на Кубке Европы в Бремене, где тогда жил Литвинов, как‑то уговорил Сергея Николаевича приехать в Гродно. Цицорин на каком‑то этапе решил делать ставку на женский молот, а меня как отработанный материал отдал Литвинову. Тот же показал мне совсем другой подход к работе. Оказалось, что нужно не просто бездумно выполнять, а анализировать и пытаться понять. Причем Литвинов сам просил размышлять над ошибками и искать причины.

— В твоем сотрудничестве с Литвиновым многих настораживало то, что большую часть времени ты тренировался в России. Твоя супруга — метательница диска Ольга Тарантаева — также россиянка. Сам ты спортсмен с серьезными возможностями. Многим и меньшего количества предпосылок хватало, чтобы сменить страну проживания…

— Я не против того, что спортсмены меняют гражданство. Во многих случаях это нормально — у каждого своя жизнь и свои причины. Я против случаев, когда у человека покупают душу. Например, он где‑то внутри себя очень сомневается, нужен ли ему этот переезд. Но потом думает: там же предлагают миллион… Или, скажем, у человека на родине остаются родители, которых после переезда он не сможет видеть. Но там же миллион… Это такие вещи — не очень красивые. А если родители здоровы, ты можешь забрать их с собой или хотя бы приезжать и при этом чувствуешь, что тебе это нужно, открывает новые возможности и перспективы, то почему бы и нет.

С супругой Ольгой

— Сумел воспользоваться моментом и на пике славы решить какие‑то свои вопросы?

— Об этом, признаться, даже не задумывался и тем более не требовал. Да, мне, считай, в центре города выделили участок. Я изначально написал заявление и собирался построить дом в Погоранах под Гродно, но Владимир Дешко, в то время возглавлявший «Гродногражданпроект», а сейчас являющийся заместителем председателя облисполкома, поразился: «Да ты что?» Показал участок в городе: «Нравится?» Конечно, нравится… Можно было, наверное, какой‑то бизнес организовать, и я на каком‑то этапе даже всерьез об этом думал. Но пришел к выводу, что тянуть два серьезных дела одновременно не выйдет. Откроем мы, допустим, бизнес, а я уехал на сборы тренироваться. Товарищи год потерпят, а потом скажут: «Ваня, ну ты же не работаешь…» Или, чего хуже, попробуют этим воспользоваться. В итоге я не пытался ни воспользоваться славой, ни заработать много денег.

— Ты уже не первый год организуешь турнир на свои призы в Жировичах. Это своего рода дань уважения корням или попытка подарить возможность нынешнему поколению детей повторить твой путь?

— И то и другое. К тому же Жировичи — святое место. Там всегда есть возможность прикоснуться к чему‑то важному, что‑то почувствовать, услышать слова, которые могут изменить всю жизнь. Мне предлагали проводить соревнования в Гродно, но здесь и так хватает событий, а хотелось бы видеть больше жизни в небольших городках по всей стране. Поверьте, это не так сложно, а мне в начале пути очень не хватало таких соревнований.

— Ты сейчас чувствуешь, что после всего пройденного пути внутри еще что‑то осталось от того парнишки из Гловсевичей?

— Это ощущение было и всегда останется со мной. Я и сейчас все тот же парень из деревни, который хочет все узнать, выяснить и покорить что‑то неизведанное. Возможно, внешне я немного изменился, вырос, но вот сижу и думаю: «Е‑мое, столько лет уже тебе, Иван, а ведь еще недавно смотрел на таких же спортсменов как на что‑то недосягаемое».

Первый раз на чемпионате мира Иван Тихон выступил в 1997 году. Первое золото выиграл в 2003‑м. Четыре года назад в Рио‑де‑Жанейро в 40 лет завоевал серебряную награду. И все эти годы, несмотря на многочисленные невзгоды, был лицом белорусского спорта. Человеком, за которого переживала, без преувеличения, вся страна и которого на высочайшем уровне встречали дома. Прием после возвращения из олимпийских Афин Иван до сих пор вспоминает с особенными эмоциями.

— Чествования шли по нисходящей. Одним из первых поздравил Президент. Довелось побывать у него на приеме. Все родственники и знакомые смотрели чествование по телевизору. Потом, кстати, когда награждали и поздравляли областные руководители и я видел, что торжества могут затянуться, намекал им: «У ­Александра Григорьевича прием длился 45 минут...» Они подыгрывали: «Все понятно. Мы отпустим тебя через 44 с половиной».

Поддержку Главы государства спортсмен чувствовал на протяжении всей карьеры. И когда с почестями возвращался с крупнейших мировых турниров, и когда боролся за правду и право продолжать карьеру. Силу духа Ивана Тихона и его волю Президент отметил и в телеграмме, которую метатель получил после триумфального выступления на Олимпиаде в Бразилии.

«Это настоящий подвиг! — подчеркнул тогда Александр ­Лукашенко. — Тебе противостояли не только сильнейшие метатели планеты. Ты добыл эту награду, преодолев колоссальное моральное давление и психологический прессинг. Вопреки сомнениям и нападкам, ты вышел в сектор и доказал всем, на что способен настоящий патриот своей земли».

О преданности Родине много говорил и сам Тихон. 3 июля, когда страна отмечала День Независимости, Иван был в первом ряду колонны из нескольких тысяч человек, прошедшей по центральному проспекту столицы. Вместе с Главой государства он возложил цветы к обелиску на площади Победы, а позже подчеркнул роль государства в развитии спорта и нашего общества.

— Я уже взрослый человек и могу оценить, как изменилась Беларусь за четверть века. Это видят все, кто хочет замечать реальную картину жизни, а не нацелен на поиск негатива. Именно поэтому мне всегда важно оправдать доверие своей страны, ее людей на спортивных соревнованиях. От выступлений спортсменов во многом зависит имидж нашей страны за рубежом, и в Беларуси созданы все необходимые условия, чтобы добиваться успехов в споре с сильнейшими атлетами мира. Причем не только для профессионалов, но и для юных спортсменов и обычных приверженцев здорового образа жизни: развитие спорта — один из главных приоритетов социальной политики белорусского государства.


Дмитрий КОМАШКО

— Тебе предлагали сменить гражданство?

— Полно было возможностей. Особенно когда Ольга еще жила в России. Можно без проблем переехать, тем более что и сами переходы между сборными в то время совершались куда проще.

Но я здесь вырос, эта земля меня вскормила. Возможно, слишком пафосно звучит, но я так чувствую.

К тому же в другой стране ведь тоже придется пахать, чтобы добиться результата. Говорят, что на Западе многое дается легче. Но здесь жили мои предки, это моя родина, а весомых оснований для того, чтобы решаться на переезд, у меня в жизни не возникало.

— Но из Гродно в Минск ведь тоже звали? Многие чемпионы в итоге осели именно в столице…

— Как у меня в деревне когда‑то говорили: «не будешь учиться — не уедешь в город», так и в Гродно у многих в мозгах прочно засело — «надо ехать куда‑то туда, еще дальше». Человеку ведь постоянно хочется изучать что‑то новое, к чему‑то стремиться, искать, где лучше. Мне сколько раз говорили: «Да в тех же Штатах ты бы такие деньги заработал!»

Но я убежден, что в любом месте и на любой работе всегда есть возможность и пространство, чтобы развиваться.

Но многим кажется, что где‑то там обязательно будет лучше, денежнее и перспективнее. Вспомните, как после революции 1917 года уезжали белогвардейцы. Чаще всего — образованные, интеллигентные люди, цвет нации. Многие осели в Европе, в Аргентине и там сумели устроиться: люди‑то организованные, с головой. Но при этом, даже спустя много лет, они в воспоминаниях признавались, что, закрывая глаза, видят то, что оставили дома.